В целях содействия развитию культуры благотворительности на территории Самарской области благотворительным фондом «Хорошие истории» при поддержке областного благотворительного совета, министерства экономического развития и инвестиций Самарской области реализуется проект «Культура благотворительности: прозрачность и профессионализм НКО, противодействие мошенничеству».
Автономная некоммерческая организация «Центр социального обслуживания населения Восточного округа» продолжает работу по подготовке к изданию книги о подопечных Центра – ветеранах Великой Отечественной войны, тружениках тыла. Сегодня своими воспоминаниями делится Валентина Алексеевна Бойкова, которая живёт в селе Кротовка.
Родители Вали Ткачёвой работали в лесопитомнике – выращивали липу и клён, берёзу и ясень, ель и сосну, высаживали их вдоль железнодорожного полотна. Самая мирная, устремлённая в будущее профессия. «Наши внуки и правнуки будут этой красотой любоваться», — говорила её мама Евдокия Даниловна. Окончив курсы лесокультурных мастеров, успела поработать здесь и Валя. Бережно и любовно выхаживала она росточки, в которых, несмотря на их малость и хрупкость, была огромная жизненная сила.
На Сталинград
22 июня 1941 года началась война. И жизнь стала совсем другой. Она наполнилась горем и слезами, непосильным трудом и мучительным голодом, болезнями и постоянной борьбой за жизнь. Фронт был далеко от их Кротовки, но Вале дважды довелось побывать там, где рядом гремели бои. С мая 1942-го она работала на станции Морозовская, что под Сталинградом, — вместе с сотнями других людей разбирала искалеченные взрывами вагоны. «Фронт был совсем близко, — вспоминает Валентина Алексеевна. — Разбомбят состав – его на Морозовскую гонят. Мы разбираем вагоны, а потом отправляем их на ВРП (вагоноремонтный пункт). Работа тяжёлая, а мы – девчонки совсем, мне 16 лет едва исполнилось. Слабые, худенькие – голодали в войну ужасно. Но брались силы откуда-то. Война ведь, по-другому нельзя было.
Совсем трудно осенью стало. Обувь, в которой мы приехали, износилась до дыр, а тут – дожди со снегом начались. Хозяйка квартиры, где мы жили, дала мне калоши от мужских чёсонок. А они большущие, приходилось привязывать их к ногам.
В декабре 43-го вызывают меня вдруг в контору. Я перепугалась: «За что? Я ничего такого не сделала. Работала. Старалась». Дисциплина у нас очень строгая была, жили по законам военного времени. Оказалось, вызвали меня, чтобы отдать паспорт и билет домой. Как добралась, как живая осталась, не понимаю. Ехала на буферной сцепке, в вагон было не попасть. А ведь зима уже. Промерзала до косточек. И так трое суток. Только в Куйбышеве удалось в тамбур перебраться.
На Варшаву
Вернулась домой. Поработала на лесопитомнике. Весной 44-го — опять командировка. Собрали нас, девчонок, бездетных женщин и мужчин, что не годны были к строевой службе, полный эшелон. Выдали военное обмундирование и карабины, забрали паспорта и повезли, не сказав куда и зачем. Нашим командиром был татарин из Уфы. Велел звать себя Василием Васильевичем. В каждом предложении у него было слово «бит» ( его синонимы в русском языке – «это», «вот»). Мы не знали, что оно значит, но из-за этого слова всё, что он говорил, звучало чётко, как команда.
Только отъехали, он распорядился: «Девчонки, напишите бит имя, фамилию, откуда взяты и этот мешочек повесьте на шею». Ну, тут уж ясно стало, что едем туда, где опасно, где смерть рядом. Вскоре поняли, что едем вслед за фронтом: вокруг – руины, подбитые танки, сожжённые деревни. Добрались до Гомеля. Нас научили стрелять и послали расчищать и строить железнодорожные пути. Рядом – ни одного целого здания. Нашли, у которого хоть три стены сохранились, там и разместились. Воду брали из ям и воронок. Там плавали дохлые крысы и мусор. Её процеживали, кипятили, ещё раз процеживали. Готовили на буржуйке, на ней же сушили одежду и обувь. Главная еда – овсяная каша.
Шпалы мы возили на модероне, но чаще – на плече таскали. Подбойкой подсыпали под них балласт, чтобы лежали строго ровно. Наш Василий Васильевич то и дело повторял: «Полотно бит должно быть такое ровное, чтобы Сталин в вагоне пил горячий чай и губы не обжёг». Мы ведь боялись его как огня. Бывало, скажет: «Всё, бит – отбой! Из вагона, бит – ни одна!» Слушались. Вагон закрывает, сам где-нибудь в уголке пристраивается, чтобы мы у него под приглядом были. Он у нас за отца был. Ему лет 60 было, он, конечно, понимал, сколько опасностей вокруг, а мы-то дурочки доверчивые. Если бы не Василий Васильевич, многие из нас не вернулись домой. А я бы точно или без ног осталась, или не выжила, если бы не он. Глубокой осенью мы восстанавливали мост через реку Сож, я оступилась и упала в воду, на которой уже тонкий лёд стоял. Не утонула – успели вытащить, но на следующий день на работу выйти не смогла – ноги страшно отекли, сделались синюшно-багровыми. А уж болели как – не передать! Мы ведь были в пяти километрах от фронта. Ночами нас бомбили часто, а я даже не могла до окопа доползти, так в вагоне и пережидала, обмирая от страха. Командир увидел, что меня нет, и сказал: «Девочки, бит, таскайте её на руках, но в вагоне не оставляйте». Вот меня волоком и таскали. А у меня же ещё и карабин в руках – тяжело девчонкам было.
Мы за фронтом двигались: отгонят фашистов – дальше едем, дорогу восстанавливаем. Если наш поезд останавливался рядом с составом, который вёз с фронта раненых, Василий Васильевич бежал за врачом или медсестрой, чтобы перевязки мне сделали, таблетки дали. Когда чирьи стали прорываться, мне полегчало, температура начала спадать. Но выходить на работу я не могла до самой весны, только дневалила.
Победу мы встретили в Вильнюсе. Так радовались! Все страдания наши кончились! Теперь – домой! А ночью такое произошло, что и за 75 лет я забыть не смогла. Умру – и там вспоминать буду. Бандиты («лесные братья») перевели стрелки, и состав с бомбами и снарядами столкнулся с санитарным поездом. Такое горе! Столько людей погибло. В войну выжили. Думали, подлечатся – и домой. А их взорвали. Жестоко и страшно. Мы босиком повыскакивали из вагонов, в ближайшем лесочке укрылись. Утром восстанавливали разрушенные пути. И видели такое, что не дай Бог никому увидеть. На три километра вокруг – выжженная земля, на сотни метров – разорванные тела.
Эту часть дороги отремонтировали, двинулись дальше. Чирьи у меня зажили немного. Работала уже вовсю. Перевяжу – и вперёд. Больно, конечно, было, очень больно. Каждый шаг, каждое движение болью отдавались. А куда деваться? Терпи и работай.
Поселили нас вшестером в доме, где жили женщина с дочерью-инвалидом. Нас было трое земляков: Варвара Алексеева, Анна Калинская и я. Сейчас в живых только я осталась. Одна из ВЭО №36 (военно-эксплуатационного отделения).
Как-то позвала нас хозяйка в лес за черникой. Мы расхрабрились – война же закончилась, Василию Васильевичу ничего не сказали и пошли. Это был сосновый бор. На каждом шагу – трупы немцев, их столько, что и конца не видать. Не по себе стало немножко, но и всего-то. Мы после того кошмара 9 мая словно окаменели, бояться и переживать совсем разучились. Даже тот переплёт, в который мы попали через минуту, не сильно нас расстроил, как-то притупилось у нас всё. А случилось тогда вот что. Услышали мы невдалеке голоса – мужчины разговаривали. Хозяйка испугалась, велела нам ложиться вниз лицом рядом с трупами. Видим, всадники едут, за ними – лошадь с повозкой, за ней – человек тридцать с винтовками. «Бендеровцы», — с ужасом прошептала наша хозяйка. Нас спасло, что они повернули в другую сторону. Если бы в нашу, — поиздевались бы жестоко и пристрелили. А за что? За то, что мы им дорогу восстанавливали? Бандиты они настоящие. А их сейчас на Украине как героев славят.
От Василия Васильевича нам тогда здорово попало: «Ни шагу, бит, без моего разрешения!»
Недели две тихо было. Вдруг ночью – стук в дверь. Мы сразу за винтовки. Хозяйка умоляет: «Только молчите. Не стреляйте. Иначе сожгут хату. Куда я пойду с больной дочерью?» Вышла к ним в сени, отдала хлеб, соль, сахар, спички. Спросили, правда ли, что здесь военная часть стоит. Она объяснила, что у неё ребёнок-инвалид, поэтому никуда не ходит, ничего не знает. Ушли эти ночные гости. А нас после этого охранять стали.
Как бы опасно ни было, мы продолжали метр за метром восстанавливать железнодорожные пути. Доехали до Варшавы. Там жили уже по-человечески, в хорошем доме, где можно было вымыться как следует. А то ведь всё это время мы раз в месяц мылись. Прежде чем в баню войти, одежду сдавали в вошебойку. Её там прокалят – тогда надеваем.
На Родину
В августе 1945-го отправили нас на Родину. Приехали в Ульяновск. Стали отпускать по домам. Но сначала сдавали имущество. А это долгая история. У меня же к тому времени ноги уже невыносимо болели. Василий Васильевич говорит: «Не жди. Я сам всё сдам. Езжай ноги лечить».
Попала я в больницу. Сказали, что остеомиелит у меня. Неделю лежу, другую. Мажут какими-то мазями – никакого толка. И тут пригласили в больницу опытного врача, доцента. Осмотрела она меня. Велела положить меня в тёплую ванну, а потом – в процедурную, на стол. Как начала она мне давить эти чирьи! Я кричала что было сил. Думала, умру на этом столе. А потом и говорит: «Нет у вас никакого остеомиелита. Вы очень застудили ноги. Долго они у вас будут болеть. Очень долго».
Через месяц выписали меня из больницы. А чирьи так и не заживали. Соседка посоветовала прикладывать печёный лук с мёдом. Помогло. Только на всю жизнь шрамы глубокие остались, на одной ноге – до колена, на другой – по всей ноге. Получается, война у меня и на сердце, и на теле свои шрамы оставила.
Жизнь продолжалась. Я вышла замуж за Колю Бойкова, он трактористом в нашем лесопитомнике работал. Оказалась десятой в этой семье: шестеро детей, свёкор со свекровью, бабушка (мама моей свекрови) и я. Свекровь была беременной. Родила дочку и вскоре умерла от рака. Все заботы о ребёнке на меня легли. Тяжело было. Но жили мы дружно, не ругались, никто никогда меня не обидел, ничем не попрекнул. Когда сорок дней прошло со смерти свекрови, бабушка велела свёкру посвататься к соседке: «Лёнь, женись. Возьми вот Анютку. У неё детей нет. Она пойдёт. Я с ней уже говорила». Ну и пошли сватать. На другой день пришла Анюта. Бабушка посадила нас всех и благословила, чтобы жили дружно: «Почитайте Анюту – она теперь ваша мать». Все согласились, кроме моего Коли: «Она не мать мне. У меня была мать. Она умерла. А больше мне матерей не нужно». Но я уговорила его. Всё же стал он называть её мамой.
Когда родился старший сын Сашенька, начали потихоньку строиться. Потом родился Анатолий. Потом – дочка Лена. Она у нас чуть не погибла. На спортплощадке получила травму. Хирург сказал, что шансов спасти мало. Два с половиной часа операция продолжалась. Всё это время я на коленях около операционной стояла: «Господи, оставь мне доченьку». Через трое суток хирург сказал: «Господь милостив. Ваша дочь будет жить». Я так плакала от радости.
Саша окончил высшее военное училище, служил на границе, хотя его оставляли в училище. Окончил военную академию. Уйдя в отставку, приехал сюда, в Кротовку. Через пять лет умер от инфаркта. Этот же инфаркт отнял у меня и второго сына. Сорок лет назад схоронила мужа. Осталась у меня одна Лена – счастье моё и отрада. Она работает учителем математики в Георгиевской школе. Целыми днями на работе. Без соцработника нам никак не обойтись. Обслуживает меня Ира Абрамова. К работе она относится не просто добросовестно, а самоотверженно. Всё продумывает, взвешивает, чтобы сделать как можно лучше, чтобы своей помощью доставить радость. А помощь её ощутима – и по дому, и в огороде. Дел всегда много, а сил уже мало. Она для нас – свет в окошке. Придёт – и как-то радостней, спокойней делается».
Рассказав о своей долгой и трудной жизни, Валентина Алексеевна вздохнула: «И как я всё это выдержала? Как же у меня сил-то хватило?» А я вспомнила те хрупкие росточки, что выращивала она когда-то в лесопитомнике. Как и этим маленьким деревцам, Валентине Алексеевне дана была такая огромная жизненная сила, которая помогла выстоять, не сломиться в самые жестокие бури.
В год 75-летия Победы автономная некоммерческая организация «Центр социального обслуживания населения Восточного округа» готовит к изданию книгу, в которую войдут материалы о подопечных Центра – ветеранах Великой Отечественной войны, тружениках тыла. Одна из героинь этой книги – Мария Владимировна Бондарева – делится сегодня своими воспоминаниями.
Мария Владимировна – замечательная рассказчица. В свои 92 года она помнит столько имен, дат, интересных подробностей каких-то событий, что просто диву даешься. Она разговаривает с легким украинским акцентом. Когда особенно волнуется, щедро пересыпает свою речь милыми украинскими словечками, и это действует на слушателя завораживающе. Теряется ощущение реальности, ты словно бы становишься участником тех давних событий.
— Жили мы в Винновке. Когда война началась, хлеб не убран еще был, а мужики на фронт ушли. Вот мы, дети, и были главными работниками в поле. А силёнки-то у нас какие! Не успели. Остался в зиму. На дровнях поедем в поле – мороз, ветер, а куда деваться – едем. Найдем бугорок, разроем – там снопы, погрузим их и к комбайну везем молотить. Так и ездим, пока не окоченеем совсем.
Отец у меня бригадиром был. На фронт его забрали в конце 42-го, а 1 января 43-го меня отправили в ФЗО учиться на штукатура. Нас было три девчонки и семь мальчишек, все из соседних деревень. Привезли нас на Безымянку. Мы ручек набрали, думали, учить будут, а нас заставили убираться в общежитиях, где пленные немцы жили. Они устроили отхожее место в одной из комнат – вот и ее мы тоже чистили: мальчишки ломами кололи, а мы те комья выносили. Два месяца так работали. Потом учить нас стали. Восемь месяцев мы продержались и решили с подружкой (ее тоже Марусей звали) сбежать. Уж больно голодно и трудно было. Дадут суп, а в нем две картошины плавают и черви огромные.
Ушли мы куда глаза глядят. И попали на завод какой-то. Встретили нас дядьки пожилые. Оказалось, все они хохлы. Ну и пожалели нас, приняли как родных, даже не спросили, откуда мы, никакого документа не потребовали. Это были начальник штаба и командир роты, которая охраняла авиационный завод. Обрадовались они нам. Людей в охране не хватало, работали все пожилые, от усталости в обморок подали – смены по 10-12 часов были. Мы все это испытали потом. Пока в карауле стоишь, ноги так опухают, что обувь еле снимешь. А снимешь – не обуешь.
Нас с Маруськой тогда сразу – в смену: меня в первый караул, ее во второй.
Через неделю пришли из ФЗО нас разыскивать. Начальники наши — к нам, спрашивают:
— Дочки, откуда вы сбежали?
Мы в слёзы.
— Не плачьте. Ходите в центре строя, вас и не видно будет. А если по одному, шапку надвигайте на глаза.
Не выдали они нас.
Жили мы в общежитии. Комнаты в нем двухнарные, нары деревянные, поэтому клопов там было тьма-тьмущая. А мы ж с Маруськой штукатуры как-никак, побелили всё, поморили чем-то. Устали выметать потом тех клопов. Всё-таки пожалели нас – нары убрали, поставили кровати железные. Такая радость. Хоть высыпаться стали.
Рядом с нашим общежитием немцы пленные жили – прямо через забор. Разговаривать с ними запрещалось, а они всё просили нас папиросы им купить. «Девчата, — говорят, — мы не виноватые, мы никого не убивали». Комвзвода сильно ругался, если мы даже просто около того забора останавливались.
Воришки нас частенько донимали. Голод ведь был ужасный, надеялись чем-нибудь поживиться. Если замечали их, должны были начальству сказать. А они ж все старые, пока соберутся да спустятся, я уже – на месте преступления. Боевая была, бесстрашная. Если б не была такой, не послали самолет сопровождать в Москву. Дважды ездила – в марте и в апреле. И Маруся моя со мной. Она на одной платформе самолет охраняет, я – на другой. Выдали нам белые тулупы с черными воротниками, винтовки, пистолеты. Когда выезжали с завода, я попросила машиниста дать гудок, козырнула и крикнула:
— Ну, папаши, до свидания!
А они аж прослезились:
— Что же это такое! Детей ведь отправляем!
Стоим на станции, ждем, когда паровоз подцепят. Люди обступили, норовят на платформу залезть. А у нас инструкция – никого не пускать, груз-то военный. Пыталась ругаться грозно – бесполезно. Лезут всё настойчивей. Я достала пистолет и выстрелила в воздух. Люди разбежались, и начальник станции тут как тут.
— Кто стрелял?!
— Я стреляла. Где у вас тут телефон? Я сейчас Сталину позвоню, что паровоз не даете, а мы самолеты в Москву везем.
И бумажку ему показываю, где якобы у меня телефон написан. Так мне один из нашего караула подсказал делать. Подхватился тот начальник станции, побежал куда-то. И вскоре подцепили нам паровоз. В Москве мне ещё раз такой фокус пришлось сделать. Загнали на какой-то дальний путь и забыли про нас. Только припугнула, что Сталину позвоню, сразу вспомнили.
Отец сильно переживал за меня. В каждом письме с фронта писал: «Зачем вы Марусю в Куйбышев отпустили? Пропадёт она. Она же такая отчаянная». А я вон до сих пор живу. Из наших винновских – моих ровесников – я одна в живых осталась.
В мае 45-го мама прислала телеграмму на завод, что сильно заболела. Меня отпустили домой на пять дней. Приезжаю – в доме ни крошки. Толик с сестрёнкой меня терзают: есть хотим, есть хотим. Это мои сводные брат с сестрой. Моя мама умерла, когда мне пять лет было. Отец незадолго до начала войны женился на женщине, у которой сын был пяти лет и дочь трёхлетняя.
Раздобыла я пшена, муки немного, молоко было – корову держали. Оладьев напекла, каши сварила. Наелись ребятишки, довольные. Толик бегает вокруг стола: «Нянька не даст нам умереть». А тут по радио говорят: война кончилась. Мать – в крик. Отец ведь мой погиб на фронте. Бабушка моя, отцова мать, бежит. Обняла меня, кричит – у неё двое сыновей погибли. А тут соседка, жена погибшего Сашки Зыбанова, вывела на улицу девятерых своих детей осиротевших, кричит, воет. Вся улица, вся деревня – в крик. Так жутко было. Хотелось убежать, спрятаться от этого крика. Он оглушал, разрывал голову.
— Мама, я не могу больше! Я на завод уеду!
— Как же ты бросишь меня, больную? Что же с детьми-то будет? Побудь ещё.
Что тут поделаешь? Осталась я, конечно. И вот уж сколько лет прошло, а как только о войне что-то напомнит, я тот вой слышу.
После войны голод был страшный. Я понимала, что мать одна не поднимет ребятишек, поэтому в 47-м году замуж вышла и вернулась в Винновку. Отговаривали меня: все из колхоза, а ты в колхоз. Но я упрямая – если решила, не отступлюсь. Поеду, говорю, колхоз поднимать. 20 лет дояркой отработала.
Вот как-то прихожу к матери, они голодные сидят. Еды в доме – никакой. Толик с сестрой меня терзают опять: есть хотим. Вернулась я домой. Свекровь узнала, чем я так расстроена, дала ведро муки, хлеба каравай – только что испекла – и несколько дынь. Иди, говорит, корми ребятишек.
Вот уж как порадовала я их! Толик взял балалайку и давай плясать.
Сейчас ему уже 83 года. Так всю жизнь меня и называет няней. Мы с ним как родные, хоть и сводные. Звонит мне по три раза в неделю. И жена его, пока жива была, то и дело звонила: «Нянь, это Эля…» и про всё мне давай рассказывать. И радостями, и заботами делилась. Они часто у нас гостили, с семьями приезжали, с внуками. У нас хозяйство было: мясо, сало накоптим, птицу забьём – есть чем угостить. Я люблю готовить. И сейчас ещё и курник, и блины могу испечь. Картошку сама в погреб спускаю. Если уж уродилась боевая, это на всю жизнь. Хотя, конечно, силы уже не те, поэтому спасение моё – соцработник, ненаглядная моя Галина Калаганова. Она меня без малого 10 лет обслуживает. И все эти годы мы с ней – душа в душу. Она такая добрая, заботливая, внимательная. Между нами – полное доверие и взаимопонимание. А уж старательная какая! Всё на совесть делает. Хорошо, что у нас, стариков, есть такие помощники. Без них мы никуда.
На территории Кинель-Черкасского района стартовала акция по сбору сезонных овощей и домашних заготовок для нуждающихся граждан старшего поколения. Мероприятие призвано помочь пенсионерам и инвалидам, многие из которых в силу возраста и состояния здоровья не могут в полной мере обеспечивать себя необходимыми продуктами или выращивать их в огороде.
«Мы запустили акцию «Из добрых рук» на прошлой неделе и уже получили положительную обратную связь, — рассказала заместитель директора АНО «ЦСОН Восточного округа» Т.С. Бурмагина. — Это мероприятие — наш отклик на потребности нуждающихся пенсионеров и граждан с ограниченными возможностями здоровья, состоящих на надомном обслуживании в нашей организации. Мы всегда стараемся своевременно реагировать на потребности наших клиентов, а сбор и заготовка сезонных овощей и фруктов — хорошая и доступная возможность помочь нуждающимся».
В период проведения акции принимаются фрукты, овощи, зелень от садоводов, домашние заготовки,которые в дальнейшем будут распределяться специалистами Центра среди нуждающихся. Доставка до адресата будет осуществляться волонтерами из числа наших сотрудников и социальными работниками нашей организации. Акция продлится до 30 сентября.
Автономная некоммерческая организация «Центр социального обслуживания населения Восточного округа» продолжает работу по подготовке к изданию книги, в которую войдут материалы о подопечных Центра – ветеранах Великой Отечественной войны, тружениках тыла. Героинями этой книги станут и жители села Тимашево Кинель-Черкасского района Нина Андреевна Чубарова и Клавдия Васильевна Кулябина.
Работала много и трудно
Род Чубаровых всегда славился своим трудолюбием. У Нининых деда с бабушкой были дочь и трое сыновей – сильных, работящих. Трудились в поле и на подворье от зари до зари, поэтому хозяйство у семьи было крепким, жили в достатке. Когда создавался колхоз, дед отказался в него вступать – «сами будем хлеб сеять». Однако вскоре приехал его племянник и увёл в колхоз их последнюю и единственную корову. Для деда это был страшный удар. Едва оправившись от него, вместе с семьёй сына переехали в другое село. Нина помнит эти события, потому что жила тогда у деда с бабушкой, на которую была очень похожа. Они любили её, ласково называли «Нинок». Может, поэтому и решили перебраться именно в эту деревню, которая называлась словно бы в честь их внучки – Ниновка. Здесь Чубаровы всё же вступили в колхоз, иначе сослали бы их на верную гибель. Работали в нём на совесть – иначе просто не умели.
Начало войны осталось в памяти Нины Андреевны каким-то горячечным вихрем. 22 июня прискакал из Серноводска на взмыленном коне всадник. С криком «Война! Война!» промчался по деревне, по хлебному полю. Заголосили, запричитали женщины. Этот горестный плач несколько дней звучал в деревне, им провожали подводы, на которых увозили мужчин в Серноводск, а оттуда – на фронт. Запечатлелась в памяти Нины Андреевны такая картина. Перед отправкой на фронт её отец пошёл попрощаться с родителями. Отец и сын долго стояли около ворот, глядя друг на друга, стараясь сказать всё самое важное, понимая, что могут больше не увидеться.
Так и случилось. В 1943 году Андрей Чубаров погиб в Сталинграде на глазах своего младшего брата, с которым воевал некоторое время в одной части. Когда бомбёжка закончилась, брат едва успел вырыть неглубокую могилу, похоронить Андрея, как немцы опять стали ожесточённо бомбить. После войны Нина Андреевна ездила туда, пыталась найти это место – не удалось, к сожалению.
Как и все деревенские дети, в годы войны Нина много работала в поле, вязала носки и варежки из овечьей шерсти, резала и сушила картошку – всё это отправляли на фронт. Жили голодно. Лепёшки из пареной свёклы были главным лакомством.
Проработав в колхозе до 20 лет, Нина Чубарова переехала в Суходол, устроилась на стройку – сначала разнорабочей, потом штукатуром. Работала и на железной дороге, и на пилораме. Всю жизнь работала много, трудно, надрывно. Выматывалась так, что не оставалось сил на обычные житейские радости. Даже крепкая и выносливая чубаровская порода не спасала. Замуж так и не вышла – «пока работала, всех женихов разобрали». Довелось пожить в разных городах и сёлах, пока не обосновалась окончательно в Тимашево.
Ещё в молодости Нина Андреевна сильно повредила ноги. С возрастом эта травма всё сильнее давала о себе знать, ходить становилось всё трудней. Пять лет назад поняла, что без помощи социального работника уже не сможет обходиться. «Все эти годы меня Валя Пасечникова обслуживает, — говорит Нина Андреевна. – Сам Бог мне её послал. Она мне что дочь родная. Каждый день ко мне ходит, ухаживает так заботливо, старательно. Чистоту и порядок наведёт, всё, что ни попрошу, из магазина принесёт. Очень хочу, чтобы подольше мы с ней не расставались».
В одиночку бы не справились
Почему в этих местах коллективизация проходила в таком щадящем виде, сейчас уже не объяснить. То ли по недогляду чьему-то, то ли из жалости многодетные кулацкие семьи из села Боровки не сослали в суровые гибельные края, а переселили всего за восемь километров – в маленький посёлок Глубокий, что в пойме реки Сок.
«Наших дедов и по линии отца, и по линии матери раскулачили тогда и отделили от большого села Боровки, — вспоминает Клавдия Васильевна Кулябина. – В семье деда Захара было пятеро сыновей и две дочери, младшая умерла от тифа в 18 лет, вот в её честь меня и назвали Клавдией. У мамы другое имя было приготовлено, но перечить свёкру со свекровью она не посмела, да и больно уж горевали они о своей дочери, жалко их было».
Патриархальный уклад жизни этих семей коллективизация не разрушила. Как исстари было заведено, все три поколения жили общими заботами, помогая друг другу во всём, много и умело работали, растили детей трудолюбивыми, хозяйственными, самостоятельными. За что бы ты ни взялся, делай на совесть, стремись к большему и лучшему – это правило дети Захаровых усваивали с малых лет и следовали ему всю жизнь. «В нашей семье было восемь детей, — рассказывает Клавдия Васильевна. — Мама совсем неграмотная была, у отца – два класса, но у них такое уважение было к знаниям, к образованию. В школе мы все учились на пятёрки, многие мои братья и сёстры получили высшее образование, работали руководителями. Где и кем бы ни трудились, всегда были в числе лучших. У меня вот тоже много наград – каждый год вручали, когда на Тимашевском рафинадном заводе работала. За 25 лет и почётных грамот, и медалей, и ценных подарков немало накопилось. Их вручали всегда торжественно – в клубе: играет духовой оркестр, звучат аплодисменты, ты поднимаешься на сцену… Работа на заводе была тяжёлой, поэтому добросовестный труд особенно ценился.
Ну а я к труду с детства была приучена. У нас 50 соток около речки было распахано, там мы сажали картошку, свёклу, потом отец 9 соток залога распахал – там дыни, арбузы да тыквы сажали. Таких медовых дынь и арбузов никогда больше не ела. Как-то приехали из Сергиевска, чтобы оштрафовать отца за это, а он показывает на нас восьмерых и говорит: «Тогда забирайте их и кормите чем хотите». Не стали штрафовать. Ребятня подрастала, еды нужно было всё больше и больше. Тогда отец огуречник разработал в лесу – в том месте, где мы обычно смородину собирали. Она росла между осинником и елошником. Отец приметил, что в елошнике вода стоит до середины лета. Как она сойдёт, он в низину навоза и чернозёма навозит, и мы там огурцы сажали. С мелкими семечками, тонкой кожицей, они были необыкновенно вкусными. Излишки дынь, арбузов да огурцов в Сергиевск на базар возили. Сергачки налетят, расхватают, ругаются, что мало привезли. Мы рады бы больше, да самих десять человек в семье. На вырученные деньги обувь покупали и ситчик на платья тем, кто постарше. Малышам мама шила одежду из домотканого полотна. Мы выращивали лён, мяли его, бабушка пряла нить и ткала на своём станке. Как-то вскоре после войны приехал к нам фотограф, выстроил нас всех десятерых и сфотографировал. Такие мы на ней измождённые, исхудавшие. Платьица немного скрывали это, а на малышей жалко смотреть – тоненькие ножки торчат из льняных шортиков, рёбра выпирают. Особенно нас подкосила голодная зима с 45-го на 46-ой. В 45-м страшный неурожай был, накопали три воза картошки вместо двадцати. В середине зимы она кончилась. Отец в Богатое съездит, обменяет что-нибудь на муку. А потом и муки не стало, только жмых. Кое-как дотянули до весны. Тут уж нас лес да речка спасали. Но всё равно голодно было. В июне не выдержали, подкопали картошку. Сестра ходила поливать огурцы и набрала грибов. Приготовила мама на ужин ту картошку с грибами, а они оказались ядовитыми. Мама почувствовала неладное, побежала к деду, к соседям, к сёстрам своим. Они тут же пришли, принесли молока, мёда, чтоб отпаивать нас. А у нас зубы судорожно сжаты, никак не вольёшь в рот. Дед расстелил во дворе большой отцовский кафтан, на него положили нас. А мы словно окаменевшие. Многие уже без сознания были. У меня руки и ноги онемели, я всё кричала: «Рубите мои руки и ноги – я их не чую». Потом тоже потеряла сознание, мне казалось, я долго-долго летела куда-то. Двоюродные братья пригнали с колхозного двора лошадей, нас погрузили и повезли в больницу. До неё – семь километров. Всю дорогу нас продолжали отпаивать молоком и мёдом – их много было, со всего посёлка нанесли: один разжимал зубы, а другой вливал. До тех пор, пока мы не пришли в сознание, бабка с дедом (мамины родители) дома молитвы читали, всё это время бабушка на коленях перед иконами стояла. Все выжили.
Вот так мы и жили в то время: и в труде, и в беде, и в радости всегда вместе. Так всегда было, а в войну – особенно. Война ведь стольких осиротила, вдовами сделала, в одиночку с этим не справишься. Я хорошо помню этот первый день войны. Как обычно в восемь утра мы собрались в клубе, чтобы послушать радио, которое включал приезжающий из Сергиевска мастер. И вдруг объявляют: «Война». Что тут началось! Кто – в крик и слёзы, кто наоборот оцепенел от ужаса. Сразу же прискакал всадник из Сергиевска и забрал трёх мужиков, в тот же день их на фронт отправили. Ни один не вернулся. Отцу бронь дали – у него позвоночник больной был. Но ему здесь за десятерых пришлось работать, поэтому и умер он рано – надорвался. Да и нам, ребятишкам, досталось. И в поле работали, и на ферме, и на току. Траву скосят – нас ворошить и сгребать заставляют, а силёнок не хватает, потому что трава эта выше нас – в пойме ведь жили.
Вот так всю жизнь и приходилось делать то, что выше моих сил. Но как-то справлялась. Мы, Захаровы, крепкой породы. Однако с годами и я начала сдавать. Сейчас мне 88. Лет пять назад встала на социальное обслуживание. Последние четыре года ко мне ходит соцработник Катя Подкорытова. Хороший специалист, хороший человек, добрый и порядочный. Мне с ней легко и спокойно. Я с ней – как с дочкой. Всем могу с ней поделиться – и радостями, и проблемами. В старости это важно, чтобы рядом был такой человек».
В АНО «ЦСОН Восточного округа» состоялось совещание заведующих отделениями муниципального района Кинельский с участием заместителя директора организации Г.Д. Гизатуллиной и заместителя директора по м. р. Кинельский В.А. Богдановой.
Повестка дня была насыщенной. Главный вопрос – анализ работы по оказанию социальных услуг в первом полугодии и обсуждение того, как сделать эту работу более качественной и результативной. По информации В.А. Богдановой, в июне лучше всех сработали отделения сельских поселений Сколково, Кинельский и Георгиевка. «Чтобы добиться высоких результатов, — подчеркнула Виктория Александровна, — нужно оказывать услуги качественно, чтобы они всегда были востребованы. Соцработник должен проявлять инициативу, помогать подопечному сориентироваться в перечне услуг». «А для этого, — продолжила разговор Г.Д. Гизатуллина, — социальные работники должны хорошо знать основные требования к объёму, периодичности и качеству предоставления социальных услуг. Нужно регулярно проводить в отделении техническую учёбу соцработников, анализ их работы, чтобы разобраться, например, в том, почему к кому-то пожилые люди охотно соглашаются встать на социальное обслуживание, а к кому-то нет. Качество обслуживания – определяющий фактор и в работе по увеличению числа подопечных. В Кинельском районе есть населённые пункты, не охваченные социальным обслуживанием».
По-прежнему актуальным остаётся соблюдение мер предосторожности в работе с пожилыми людьми в условиях пандемии. Этому вопросу на совещании тоже было уделено немало внимания.
Как только жара хоть немного отступила, мы решили провести спортивно-оздоровительное мероприятие. Для достижения большего эффекта организовали его на природе. Чистый лесной воздух наполнял энергией, прохладная речная вода смывала усталость. Устроили эстафетные состязания, поиграли в мяч на суше и на воде – словом, провели время весело, с пользой для души и тела. Ещё одно интересное событие останется в летописи коллектива яркой и позитивной страничкой.
Благодарим нашу первичную профсоюзную организацию за материальную поддержку этого мероприятия.
Н.В.Кондратьева заведующая ОСО с.п. Домашка м.р. Кинельский.
Отделение г.о. Кинель АНО «ЦСОН Восточного округа» последние несколько лет проводит благотворительную акцию «Корзина щедрости». В этом году в отделение обратилась жительница г.о. Кинель Ольга Николаевна, любезно предложив поделиться урожаем вишни с нашими подопечными – людьми, находящимися на надомном социальном обслуживании. Сотрудники отделения собрали в её саду вкусный, щедрый урожай и вручили его подопечным, которые были искренне рады и благодарны, ведь это так важно – чувствовать, что о тебе кто-то заботится.
Мы приглашаем всех желающих принять участие в этой благотворительной акции. Поделившись овощами и фруктами с людьми пожилого возраста и инвалидами, вы подарите им частичку доброты и заботы.
Сотрудники отделения г.о. Кинель.
«ЕДИНАЯ РОССИЯ» продолжает передачу мобильных телефонов ветеранам и инвалидам Великой Отечественной войны в рамках акции «Телефоны – фронтовикам», приуроченной к 75-ой годовщине Победы.
В селе Кротовке с этой почётной миссией побывали депутат Государственной Думы РФ, Герой России Игорь Станкевич и представители общественного движения «Волонтёры Победы». Они вручили участнице Великой Отечественной войны Валентине Алексеевне Бойковой телефон с записанными номерами экстренных служб, лечащего врача, социального работника и бесплатной сотовой связью.
Валентина Алексеевна, несмотря на все пережитые испытания и пожилой возраст, остается очень искренним, доброжелательным и улыбчивым человеком. И только вспоминая о войне, всегда плачет… Она была очень тронута проявленным вниманием и от души поблагодарила за подарок.
О.Л. Кудашкина, заведующая отделением №10.
Вот уже шесть лет подряд 15 июля в Москве проходит Международный фестиваль варенья, который объединяет тех, кто любит поколдовать над фруктами, создать свои кулинарные шедевры – вкусные и полезные, сладкие и оригинальные.
По примеру Москвы мы тоже решили провести у нас в селе праздник варенья: устроили челлендж для своих подопечных, которые с удовольствием поделились любимыми рецептами, рассказали о вкусе и аромате этих фруктовых лакомств.
Отделение №13 м.р. Кинель-Черкасский.
