О своей семье, о своих предках Светлана Николаевна Барсукова рассказывала с большим удовольствием. И рассказ этот получился эмоциональным, наполненным интересными и героическими фактами. «Мы сильны своими корнями, своей родословной. Нам есть чем гордиться. Я была старшей внучкой, поэтому мне повезло запомнить своих предков больше всего. Хочу это знание передать другим поколениям», — заметно волнуясь, призналась Светлана Николаевна и начала свой рассказ.
Это незабываемо
Мой дед по материнской линии Пётр Петрович Зотов служил сначала в царской армии, а когда после революции началась гражданская война и его часть перешла к большевикам, он попал в Чапаевскую дивизию. Воевал геройски, был ранен, поэтому по состоянию здоровья в Великую Отечественную на фронт его не взяли. Но и в тылу он многое делал для Победы.
Дед был необыкновенно красив: высокий, статный, бирюзовые глаза, пшеничные усы, кончики которых он закручивал вверх, как у Чапаева (только у того усы были чёрными). Он очень добрым человеком был и великодушным. От него так вкусно пахло табаком, чистотой и Русью. Как я любила, забравшись к нему на колени, вдыхать эти родные запахи! И так мне было спокойно и радостно в эти моменты — незабываемые ощущения.
Филипп Иванович Фомин — мой дед по отцовской линии — фронтовик. Очень любил нас, внуков, и мы его обожали. Всегда ждал нас, всегда у него конфеты были для нас приготовлены. А как я любила картошку, которую дед Филипп запекал в печке прямо в кожуре. Он добрый был, грамотный, трудолюбивый необыкновенно — и валенки валял, и пчёл держал, и бондарем был. Когда они переехали из Приволжья на Красную Глинку, он построил дом, в котором всё было деревянное. Полы — некрашеные, их дочиста косарём скребли. И баню сам построил. А ещё — качели нам большущие соорудил, на которых ребятня со всей округи приходила кататься. Так раскачивались, что до макушек деревьев взлетали.
В доме стояла русская печь, в которой бабушка Ефросинья Игнатьевна пекла и стряпала. Обе мои бабушки — и Анна Васильевна Зотова тоже — были очень хлебосольными. Их пироги и хлеб, испечённые по каким-то старинным рецептам, неделю не черствели. А уж вкус у них был, — не передать! Мне очень нравилось наблюдать, как бабушки ставили тесто, пекли хлеб. С такой любовью, с таким почтением всё делалось, что я даже старалась в это время не шуметь, не озоровать, чувствовала важность и значимость происходившего.
Героической личностью был и мой прадед Игнатий Решетников — отец бабушки Ефросиньи. В одном из сражений он смог захватить вражеское знамя, за что был удостоен высшей воинской награды — Георгиевского креста. Его боевые заслуги оказались так велики, что ему подарили ещё и пятикилограммовые позолоченные часы напольные, пригласили в царские палаты, где он должен был провести пять суток, никуда не отлучаясь. Но в это время у него родился сын, и, будучи человеком решительным и независимым, Игнатий вопреки запретам поехал в родное Приволжье. Дорогими, диковинными часами восхищалось всё село. Но они, к сожалению, не сохранились. Видимо, спасаясь от голода, семья вынуждена была продать их.
Хорошо помню, что ни тот, ни другой дед никогда не читали мне нравоучений. Воспитывали своим примером. А ещё — любовью. Я была обласкана любовью бабушек и дедушек. Согретое ей, моё детство было по-настоящему счастливым.
Война
Весной 41-го мои бабушка и дедушка Зотовы, взяв с собой младшего сына Колю, уехали в Таганрог на заработки, а их дочери Галя и Надя остались в Приволжье до конца учебного года. 22 июня девочки стояли на перроне в ожидании поезда, и тут объявили, что началась война. Каким-то чудом они смогли добраться до Таганрога, а ведь родители уже и не надеялись увидеть дочерей живыми-здоровыми. Мама часами сидела у открытого сундука, перебирала их вещи и горько плакала. А вот Коля не терял присутствия духа, ходил на вокзал, встречал поезда и верил, что сёстры приедут. Так и вышло, он и привёл их домой.
Вскоре стало понятно, что оккупация Таганрога неминуема. Едва уехали, в город вошли немцы. Добирались до Самары долго, поезд несколько раз бомбили. Вернувшись, жили в мазанке — в их доме разместили беженцев.
В 43-м году мамину сестру Надю призвали на фронт. Пока она проходила курсы связистов в Сызрани, ушёл на войну их младший брат Коля. Он давно рвался на фронт — не брали. Тогда Коля прибавил себе год и добился-таки своего. А ведь ему ещё и семнадцати не было, маленький, щупленький (его дома Малёк звали), но очень уж боевой и отчаянный. Окончив танковое училище, воевал до Победы. С войны вернулся — не узнать его было: косая сажень в плечах, гагаринская улыбка. Дядя Коля — мой крёстный. Мы с ним так любили друг друга. Возвращается он с работы, — бегу его обнять и поцеловать. И жена его тётя Оля меня любила, и тётя Надя. Всегда у них были припасены вкусные гостинцы для меня.
Когда мой дед Филипп ушёл на фронт, его 16-летний сын Николай остался в семье за старшего, стал её кормильцем. Устроился токарем на завод, где снаряды делали. По 14 часов работал на станке. Бывало, что от голода и усталости терял сознание. Когда принёс домой свои первые рабочие карточки, мама его расплакалась от жалости к сыну и от радости — поняла, что теперь они не умрут от голода.
Николай тоже рвался на фронт. Его отправили в военное училище, окончив которое, он стал строить военные аэродромы.
Знакомство
Так он оказался в Грузии. В 47-м году приехал в родное Приволжье в отпуск. Узнав об этом, Галя Зотова, собираясь в клуб на танцы, тщательно принарядилась, завила кудри, надела кокетливую голубую шляпу. Состоявшееся в тот вечер знакомство с Николаем Фоминым оказалось судьбоносным. Это была любовь с первого взгляда. Родители часто вспоминали эту историю и, смеясь, утверждали, что решающую роль сыграла та голубая шляпа. Папа признавался, что мама выглядела в ней очень загадочной и эффектной, устоять было невозможно.
Грузия
Чувства их прошли испытание разлукой, ведь папа вскоре уехал в Грузию, по месту службы. Три года они переписывались, папа приезжал в отпуск только раз в год. В 50-м сыграли свадьбу и уехали в Грузию уже вместе. Через год родилась я. Было это в Самтредиа. Папа, большой романтик, на радостях устроил салют из всех орудий. За это ему грозил трибунал, но учли его заслуги и ограничились неделей домашнего ареста. Романтичная натура папина проявилась ещё раз через два года: в день рождения моей младшей сестры опять прогремел салют из всех орудий.
В год я заболела коклюшем, и меня отправили к дедушкам с бабушками, у которых я жила до двух лет. Вернулась уже в Батуми. Хозяева дома, где мы снимали комнату, быстро научили меня говорить, петь и рассказывать стихи на грузинском. Мама даже опасалась, что я по-русски не стану разговаривать. Грузины очень добрые и гостеприимные люди. Мы так дружно жили. У хозяев было семеро детей, мы весело и хорошо с ними играли. За стол всегда только вместе садились. Если папа задерживался на службе, все ждали его. Очень трогательно они заботились о маме, когда она была беременной моей сестрёнкой. Самые лучшие фрукты, свежевыловленная рыба (хозяин дома был рыбаком) — всё это ей в первую очередь. За время службы мы объехали практически всю Грузию и везде чувствовали сердечное и доброжелательное отношение.
Россия
Когда мне было пять лет, мы переехали в Самару — папа демобилизовался по состоянию здоровья. Здесь я и в первый класс пошла. Родители работали в Сокском карьероуправлении. Всегда были на хорошем счету, их портреты висели на Доске почёта. В 72-м году папа тяжело заболел — онкология. Перенёс сложную операцию. Мы бережно ухаживали за ним, поддерживали. В 2001-м его не стало. Мама сильно и долго горевала. У них была настоящая любовь. В этой любви и нас с сестрой вырастили, за что мы им бесконечно благодарны. Мы в полной мере познали, какое это счастье — жить в дружной семье, где есть бабушки и дедушки, дяди и тёти, двоюродные братья и сёстры.
Я очень рада, что сейчас на уровне государства такое внимание уделяется семье. Это особенно важно. Ведь семья — это основа основ, это подлинная ценность, сохранив которую, мы сможем сохранить себя как нацию.
